МЕДИЦИНСКАЯ СЛУЖБА ВО ВРЕМЯ ОККУПАЦИИ. РОЛЬ И СУДЬБЫ МЕДИКОВ В ПЕРИОД ХОЛОКОСТА (ПОДВИГИ ВРАЧЕЙ-ЕВРЕЕВ В ГЕТТО)

Материалы итоговой работы слушателя курсов Филатовой Светланы Николаевны, г. Курск, 2024 год

Тема: «Медицинская служба во время оккупации. Роль и судьбы медиков в период Холокоста» - совсем не случайна. Для меня, как для медицинского работника, она особенно интересна.

Судьбы медицинских работников (жертв, спасителей, участников Сопротивления) представляются малоизученной частью истории Холокоста и нацистского оккупационного режима на территории СССР. Между тем, именно профессия медика в годы войны была особенно ценной — не только на фронте, в тылу и лагерях военнопленных, но и в оккупации. Как известно, в начале Великой Отечественной войны подавляющая часть врачей, в том числе евреев, была призвана в ряды действующей армии либо эвакуирована. Немецкие врачи не имели права оказывать медицинскую помощь местному населению. Это могли бы делать квалифицированные специалисты — медики-евреи, процент которых в западных регионах Советского Союза был особенно высок. Однако расовая политика оккупантов, предусматривавшая «окончательное решение еврейского вопроса» путём тотального уничтожения представителей этой национальности, не позволяла даже прагматически мыслившим представителям гражданской оккупационной администрации использовать профессионализм евреев-медиков.

Изучив более подробно эту тему, я смогу применять полученные знания, проводя лекции для студентов медицинского колледжа. Смогу использовать этот материал для создания выставки в музее медицины, который находится на территории больницы, в которой я работаю, и закреплен за военной кафедрой Курского Государственного медицинского университета.

Очень интересно узнать про организацию медицинской службы в Курске во время оккупации немецко-фашистскими захватчиками, которая началась 3 ноября 1941 года и продолжалась 15 месяцев.

 

Оккупированный Курск находился в зоне армейского тыла. Вся власть принадлежала немецкому командованию в лице военного коменданта, В его ведении были комендатура, воинские части, гестапо. Военная комендатура опиралась на вспомогательный аппарат управления, созданный из гражданского населения, полностью зависимый от немецких властей. В городе в то время проживало около 81 тысячи человек. В составе городской управы было 10 отделов; один из них – здравоохранение. Очень проникновенна история про врача Гильмана, который в период оккупации спасал жизни горожан. Вот, что записано об этом в Черной книге:

«Подписной лист. Курск

Население Курска никогда не забудет врача Гильмана, зверски убитого фашистами. Доктор Гильман много лет работал в Курской городской больнице и в поликлинике. Чуткий человек и прекрасный врач, большой знаток своего дела, он вырвал из когтей смерти много человеческих жизней. Население ценило и любило своего врача. Когда Красная Армия отступала из Курска, доктор  Гильман  не захотел оставить больных и остался в городе. Он встретил приход немцев бесстрашно, как всегда на своем посту, возле больных. Но недолго старик работал. Однажды в утренний час, во время обхода больных, в больницу ворвались бандиты со свастикой и арестовали Гильмана. Напрасно больные умоляли палачей пощадить их врача. Гильмана увели. Больница осиротела. Доктора Гильмана, вместе с его женой и шестнадцатилетней дочерью, бросили в подвал немецкой комендатуры. Город заволновался. Неизвестно по чьей инициативе среди местного населения появился подписной лист, который переходил из рук в руки, из дома в дом. Тысячи людей ходатайствовали перед городской управой и комендатурой о сохранении жизни человеку, который все свои годы посвятил спасению людей. Но это не помогло: наоборот, чем больше волновались и хлопотали за Гильмана люди, тем яростней становились немцы, возмущенные тем, что русские смеют отстаивать жизнь еврея.

Десять дней томился доктор Гильман со своей семьей в подвале. Никто не узнает мук, которые испытали эти люди за это время. На одиннадцатый день, когда одна женщина, спасенная Гильманом в свое время от смерти, как всегда, принесла узникам хлеба, тюремщики цинично заявили ей:

– Довольно баловать этих жидов! Им больше ничего не нужно…

В этот день семью доктора Гильмана расстреляли. Но светлая память о нем надолго останется в сердцах местных жителей, до сих пор в Курске люди со слезами на глазах вспоминают своего доброго, старого врача, зверски замученного фашистами.

Очерк Розы БАСС»[1].

В этой истории ярко показаны качества сердца врача-еврея, который, понимая всю опасность для себя и своей семьи, остался помогать людям, тем самым выполняя свое предназначение. Курск – город контрастов сейчас и был тогда. Далее описанная информация долго не укладывалась в моей голове. После изучения всех предоставленных материалов примерно неделю я не могла сесть за написание этой работы. Боль и ком подкатывали к горлу и слезы наворачивались на глаза.

Из сборника материалов «Без срока давности»:

"С началом Второй мировой войны фашисты распространили практику уничтожения душевнобольных на оккупированные территории других стран. Всего с 1939-го по 1945 г. более 200 тыс. человек (в том числе 5 тысяч детей), являвшихся пациентами психбольниц, были умерщвлены, поскольку их считали ненужной обузой для общества. На оккупированной территории Советского Союза фашистами и их пособниками было уничтожено около 20 тысяч душевнобольных".

Еще в начале ноября 1941 года, вскоре после оккупации Курска, комендант немецкого гарнизона майор Флягх и начальник медицинской службы гарнизона генерал-майор  Пауль Герман Керн приказали вновь назначенному директору Областной Сапоговской психиатрической больницы Виктору Краснопольскому и главному врачу больницы Сухареву произвести своими силами массовое умерщвление больных. Из 1500 пациентов было предложено оставить в живых 200-250 наиболее крепких и работоспособных.

Фашисты обосновали приказ тем, что в Германии происходит умерщвление психически больных, а после установления немецкой власти в России немецкие законы переносятся на её территорию. Краснопольский и Сухарев, демонстрируя полную лояльность в отношении оккупационных властей, предложили врачам больницы приступить к осуществлению приказа немцев.

Пропагандистский плакат 1938 года, опубликованный в ежемесячном журнале Бюро расовой политики НСДАП, изображающий больного человека, гласил «Этот больной за время жизни обходится народу в 60 000 рейхсмарок. Гражданин, это и твои деньги!». Пропагандистские плакаты, изображающие обузу нетрудоспособных людей, имели широкое распространение в годы нацизма.

Первоначально больничный персонал отверг предложение директора. Тогда Краснопольский стал сознательно ухудшать положение в больнице – питание ухудшилось, а затем совсем прекратилось, отопление корпусов было остановлено, господствовала антисанитария. Сам Краснопольский стал продавать вещи больных и разворовывать имущество больницы.

Расследование установило, что к 18 декабря 1941 г. в результате целенаправленно организованного голода 350 больных умерло. Комендатура Курска неоднократно требовала ускорить умерщвление больных, однако немцы ограничивались лишь приказами. По настоянию оккупантов убийство больных должны были произвести сами врачи.

18 декабря оккупанты отдали приказ немедленно приступить к массовому истреблению больных. К этому времени врачи Нестерова и Котович согласились принять участие в данном мероприятии. Было решено отравить пациентов. Врач Сухарев сначала произвёл опыты по поиску наиболее сильного отравляющего вещества: был испробован опий, но он не дал ожидаемых результатов (сразу умерло 6 из 15 обречённых, остальным дали опий повторно, только затем наступила смерть).

Сухарев решил, что наиболее подходящим веществом является хлоралгидрат 70% концентрации (сильное снотворное), который был изготовлен в аптеке больницы. В больших дозах препарат смертельно опасен: вызывает паралич дыхания или сердца. В отравлении больных приняли участие врачи и медсёстры больницы.

Умерщвление было начато 18 декабря и продолжалось три дня. Смертельные дозы снотворного были добавлены в порции еды. Отравленный суп больным давали медсёстры больницы. Некоторые пациенты осознали опасность, таким препарат вводили насильно…

В результате было отравлено около 650 человек. Большая часть трупов была зарыта на территории больницы в щелях-бомбоубежищах. Эти щели представляли собой траншеи, вырытые местными жителями для укрытия в случае бомбёжек. Часть умерших была захоронена на территории кладбища деревни Сапогово…

В ходе следствия, проведенного весной 1943 года, было установлено, что вместе с отравленными и умершими от голода в щели бомбоубежищ сбрасывали и живых людей.

Убийцы не проверяли, умер человек или находился без сознания в результате приёма сильного снотворного.

«Ночью мы сидели с медсёстрами в кабинете и услышали, как в дверь кто-то скребётся, – вспоминала на допросе одна из работниц психбольницы. – Когда открыли, увидели грязного обнажённого человека. Оказалось, его спящего сбросили в яму вместе с трупами. Когда он пришёл в себя, выбрался из могилы и приполз обратно в больницу».

На Нюрнбергском процессе, где судили главных нацистских преступников, были представлены факты злодеяний, произошедших в Курской области. Конкретно – уничтожение пациентов Сапоговской психиатрической больницы.

Смерть людей от рук убийц подтверждается «Актом Стрелецкой районной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков о массовом умерщвлении больных в Сапоговской областной психиатрической больнице», – он представлен в сборнике. Это один из наиболее ярких примеров отношения фашистов к населению оккупированных территорий, в том числе к больным.[2]

Это преступление было произведено врачами, которые должны были оберегать и лечить пациентов.

 Исходя из документов, инициатива, по всей видимости, исходила со стороны директора психиатрической больницы Виктора Краснопольского. После освобождения Курска он был осуждён и казнён.

Факты, приведенные в книге, ужасают. Обычному человеку до сих пор непонятно, как можно пойти на такое.

 Очень часто массовые злодеяния проводились, как карательные операции, как акции устрашения. Был и откровенный геноцид: убийство ради убийства. Многие фашисты, особенно СС, не считали евреев, русских, белорусов – всё население Советского Союза за людей. Убийство они считали даже своеобразным благом. Это никак не каралось. У них было чёткое программирование на то, что в СССР живут не люди. Чем больше их убьют, тем лучше для Третьего Рейха. Для них это была норма, для обычного человека – непонятная, страшная жестокость.

Один из разделов сборника документов «Без срока давности»  называется «Преступления против детства». Документы из сборника:
«Из утреннего сообщения Совинформбюро о принудительной сдаче крови детьми  д. Захаровки  Солнцевского района Курской области: 4 сентября 1942 г. в деревне Захаровка Курской обл. немецкий комендант объявил населению, что 4 сентября все взрослые и дети обязаны явиться в помещение школы, где им сделают прививки. Крестьяне отказались от прививок и не пошли в школу. Тогда комендант с помощью солдат согнал во двор большую группу жителей. Немецкие врачи отобрали 26 человек, в том числе Солнцева Петра 14 лет, Грачёву Веру 11 лет, Дворникову Екатерину 9 лет и других и взяли у них большие дозы крови, не считаясь ни с какими медицинскими нормами. От большой потери крови умерли 9 человек, в том числе 5 подростков».[3]

Согласно отчёту комиссии по расследованию злодеяний фашистов, за время оккупации на территории Курской области уничтожено более 18 тысяч человек мирного населения, более 9 тысяч красноармейцев. 42 тысячи курян были угнаны в Германию. Учёные-архивисты уверены: реальные цифры занижены в несколько раз.

Оккупационный режим принес курянам горе, лишения, тяжелые испытания. Но они выстояли в жестоком противостоянии.

 

Медицинская служба во время оккупации.

Оккупационные власти уже с июля 1941 года начали организовывать медицинские учреждения двух типов: еврейские и арийские (нееврейские). Как правило, специальные медучреждения для приёма и лечения евреев создавались в населённых пунктах, где представители этой национальности составляли большинство. В  первые месяцы оккупации национальный состав медперсонала и пациентов в еврейских и «арийских» медучреждениях был смешанным. По мере ужесточения оккупационного режима ранее достаточно формальное деление на два вышеназванных типа медучреждений стало принимать более конкретные формы. С момента организации гетто и до осуществления на местах «окончательного решения еврейского вопроса» проводились новые чистки медучреждений. В начале 1942 года появились распоряжения, требовавшие полного отстранения еврейского медперсонала от обслуживания нееврейского населения. В целях предотвращения малейшей возможности попадания медикаментов к евреям, а через них — в гетто, к партизанам и подпольщикам летом 1942-го прошла волна увольнений из «арийских» аптек лиц еврейского происхождения.

Вопрос о еврейских врачах и медицинском обслуживании узников неоднократно становился предметом обсуждения и переписки различных органов оккупационного режима. В ряде случаев гражданская оккупационная администрация учитывала высокую квалификацию медиков из числа евреев и необходимость оказания ими помощи остальному населению при дефиците местного медперсонала.

Политика властей в отношении медиков-евреев не была последовательной и зависела от зон оккупации. С одной стороны, нацисты стремились изолировать евреев от остального населения, проводя этнические чистки медучреждений, с другой — потребность в контроле над эпидемиологической ситуацией и нехватка специалистов в начальный период войны заставляли оккупантов прибегать к использованию медиков еврейского происхождения. Поэтому некоторые из них продолжали работать в «арийских» медучреждениях.

Иногда открытие частных кабинетов позволяли медикам-евреям при наличии патента на оказание услуг местному нееврейскому населению. Однако с осени 1941 года евреев начали массово изгонять из всех медицинских учреждений и лишать их права обслуживать нееврейское население. В то же время они становились сотрудниками еврейских больниц и других медицинских учреждений гетто.

После уничтожения евреев в том или ином населённом пункте военной зоны оккупации евреев-врачей на некоторое время оставляли в живых, а затем казнили. Это напрямую ухудшало медицинское обслуживание остального населения. Так, уже весной 1942 года в районах, «полностью очищенных от евреев, катастрофически не хватало хирургов, зубных врачей и других специалистов-медиков».

Но даже на этом зловещем фоне медобслуживание узников гетто имело особый статус. Создание гетто вопреки целям оккупантов не означало полного лишения еврейского населения возможностей получения квалифицированной медицинской помощи. Врачи, фармацевты и средний медицинский персонал в невероятно сложных условиях продолжали выполнять свой долг, спасая жизни узников.

Изнурительный физический труд создавал непосредственную угрозу не только здоровью, но и жизни тех, кто находился в гетто. Их смертность была чрезвычайно высокой (особенно зимой). Невозможность соблюдать элементарные правила личной гигиены обусловливалась практически полным отсутствием водопровода и канализации. В ряде гетто  вспыхнули эпидемии. В том, что они не стали массовыми, а смертность удалось свести к минимуму, — несомненная заслуга еврейских медиков. Необходимость предотвращения эпидемий, казавшихся неизбежными в условиях антисанитарии и огромной скученности населения гетто, нехватки лекарств, а также продовольствия и топлива, потребовала организации санитарно-медицинского обслуживания узников. Эта задача была затруднена тем, что очень часто за пределами гетто оказывались все или почти все больницы и другие медучреждения, даже те из них, где евреи-медики работали в первые месяцы оккупации до переселения в гетто (например, во Львове, Одессе, Белостоке). Еврейским врачам запрещали брать в гетто из медучреждений не только оборудование, но и медикаменты, бинты, вату. Более того, в ходе контрибуций изымались даже личные медицинские инструменты врачей. Бывшие узницы калужского гетто сёстры Мария Фангорн (врач-невропатолог) и Анна Велер (заведующая аптекой) вспоминали: «В связи с нарастанием заболеваемости в гетто старостой Френкелем было подано заявление в комендатуру о разрешении открытия амбулаторного пункта в гетто. Заведующим здравотделом врачом Миленушкиным было отказано в открытии пункта и даже в разрешении отпуска медикаментов по списку.  Евреям было отказано в оказании лечебной помощи в городской поликлинике. Врачу гетто приходилось оказывать помощь евреям только добрым словом».

Оказание в зоне оккупации медпомощи евреям представляло смертельную угрозу для врачей, но многие из них осознанно шли на этот риск ради спасения больных. Рыбак Иосиф Вайнгертнер из Керчи вспоминал, как после долгого укрывательства от нацистов в погребе пришёл в поликлинику:

«Когда я вошёл в кабинет, доктор спросил: “Что с вами? Почему такая вонь?” Я показал свои раны. “Места нет, — сказал он, — деньги и бумаги есть у вас?” — “Нет.” — “В таком случае я не имею права лечить вас”, — сказал врач и тут же шепнул медсестре, чтобы та немедленно подготовила для меня место в палате. Он лечил меня без денег и без бумаг, продержал две недели и выпустил здоровым».[4]

В одном из крупных гетто — в г. Вильно — в отделе здравоохранения работали 380 человек, в санитарной и эпидемиологических службах — 4 районных врача. Там же были открыты две гигиенические станции, где узникам бесплатно выдавали мыло, полотенца и т.п. Уже в июле 1941 года в этом гетто открылась больница на 160 коек. За год их число возросло до 237. Здесь работали 26 врачей и 17 фармацевтов. В среднем они обслуживали по 205 больных в день. Зимой 1941-го врачи провели серию профилактических мероприятий среди детей и взрослых. Только в марте 1942 года медработники сделали более 16 тысяч прививок.

В Белостокском гетто, где больница открылась уже в августе 1941 года, была проведена большая профилактическая работа. В Пружанах врачи скрыли от оккупантов информацию о начинавшейся эпидемии и смогли её остановить. В гетто г. Пинска летом 1942-го санитарные службы осуществили серию профилактических мер по улучшению санитарно-гигиенической ситуации.

В гетто г. Бреста находились больница на 75 коек и аптека. В двух гродненских гетто (25 тыс. узников) имелись больница, амбулатория, аптека и санитарная служба. Летом 1942 года медицинским работникам одного из гетто Гродно ценой неимоверных усилий удалось предотвратить распространение эпидемии дизентерии. В минском гетто вспыхнувшую эпидемию тифа скрывали от оккупационных властей, «так как немцы предупредили: в случае эпидемии всё гетто будет ликвидировано. Мы объявили  юденрату: тот, кто осмелится сообщить немцам об эпидемии, будет беспощадно уничтожен как враг народа. Одновременно мы созвали группу наиболее надёжных врачей и сказали им: в отчётах, которые они обязаны ежедневно передавать оккупантскому городскому управлению, не должно быть ни одного слова об эпидемии тифа. В диагнозе врач должен проставлять: грипп, воспаление лёгких, дистрофия и тому подобные “легальные” болезни. Все преданные нашему делу врачи с этим согласились, остальные молчали, зная, что мы способны действовать решительно». Так усилиями медиков-евреев предотвращались эпидемии либо ликвидировались их последствия.[5]

 

Роль и судьбы медиков.

С риском для жизни медработники пытались сохранить жизнь детям, рождённым в гетто. Согласно расовой теории о недопустимости воспроизведения «еврейской расы» с середины 1942 года на оккупированной советской территории действовал приказ о запрещении родов в гетто. Роженица и её ребенок, а также все члены семьи подлежали уничтожению. Позднее гитлеровцы распространили действие этого приказа на всех проживавших в одном доме с роженицей, затем ввели принцип коллективной ответственности: все узники гетто могли быть расстреляны за нарушение этого приказа.

Так, за сокрытие фактов родов и проведённых абортов были расстреляны лучшие врачи каунасского гетто. Несмотря на весь трагизм ситуации, врачи вели себя достойно, пытаясь найти любые способы для спасения жизни детей. В Виленском гетто после получения приказа из Берлина о запрете еврейским женщинам на роды, «вновь родившихся младенцев прятали в укромное место, и матери тайком приходили туда кормить их. Когда ребята немного подрастали, их заносили в списки гетто задним числом. Еврейская женщина отстаивала своё право на материнство. Ребёнок был олицетворением жизни, будущего, самого бессмертия народа».

Хотя в условиях гетто уровень смертности среди узников в 4—10 раз превосходил смертность среди остального населения, этот факт не умаляет заслуг медиков-евреев, которые практически без лекарств, необходимых материалов и оборудования предотвратили массовую гибель людей по медицинским показателям. Еврейские врачи и санитарные работники, пользовавшиеся огромным авторитетом у узников, сыграли главную роль в противостоянии эпидемиям и болезням, сорвали планы нацистов по форсированию «естественной» смертности еврейского населения. Однако эти усилия лишь временно сохраняли жизнь узникам и не могли полностью препятствовать планам нацистов по тотальному уничтожению евреев.

Отдельным пунктом хочется упомянуть выдающегося врача и педагога Януша Корчака. Януш Корчак (настоящее имя Генрик Гольдшмидт) родился 22.07.1878 года в Варшаве. Погиб 5 или 6 августа 1942 года в Треблинке. Он возглавлял «Дом сирот», который находился на территории Варшавского гетто. Корчак постоянно боролся за финансовые средства на содержание детей. Он сознательно отклонял все предложения вывезти его из гетто, а в день депортации детей, утром 5 августа 1942 года, отказался покинуть детей и сотрудников «Дома сирот». Поездом их доставили в Треблинку, где он и погиб вместе с детьми. Он является безупречным моральным авторитетом для всех людей.

 

Заключение.

Судьбы медиков, как и многих других категорий населения, были искалечены нацистской оккупационной политикой — начиная с агрессивной антисемитской пропаганды, на которую по-разному откликалось местное нееврейское население, и заканчивая физическим уничтожением, часто крайне жестоким. Ни возраст, ни пол, ни профессия не могли уберечь человека от нацистской расправы, если он или она были евреями. В то же время эти истории показывают, как профессия врача в подобных условиях обретала особую ценность. Зачастую именно от знаний медработников и их готовности рисковать собой зависели жизни многих людей. Тех, чьим профессиональным долгом во все времена было спасение других, ставили перед бесчеловечным выбором: стать соучастниками убийств или заплатить собственными жизнями за право действовать по совести.

 

 

Список источников:

 

 

 

[1] Альтман И.А.Неизвестная «Черная книга».  Подписной лист. Курск.

[2] Сборник документов «Без срока давности». Люди возвращались из могил.

[3] Сборник документов «Без срока давности». Отрывок из раздела, посвященного злодеяниям оккупантов на территории Курской области.

[4]Альтман И.А., Гилева М.В. «…Не имею права лечить вас». Медико-санитарная служба врачей в гетто и судьбы врачей в годы Холокоста. Военно-исторический журнал 09 2022г.

[5]Альтман И.А., Гилева М.В. Медико-санитарная служба врачей в гетто и судьбы врачей в годы Холокоста. Военно-исторический журнал 09 2022г.